 |
| Сергей Худиев. Публицист, богослов. |
Недавнее решение президента «поручить Верховному суду... рассмотреть вопрос обоснованности введенного «законом Яровой» правового регулирования миссионерской деятельности» и выраженное им неодобрение запрета Свидетелей Иеговы говорит об осознании на самом высшем уровне государственной власти ценности религиозной свободы.
Этому можно только порадоваться. Огорчиться можно тому, что на уровне местных властей – и часто простых граждан – эта ценность остается непонятой. Наверное, о ней стоит кое-что сказать.
Но есть и более глубокие, принципиальные причины, по которым нам следует защищать право своих сограждан верить (или не верить) так, как они сами сочтут правильным. Часть этих причин носит внутриполитический, часть – внешнеполитический характер.
Мы оказываемся перед вопросом о том, какое общество мы хотим для себя построить и какие принципы мы отстаиваем в мире. Внутри страны религиозная свобода означает, что мы живем по закону. В Конституции написано, что у людей есть такое право – значит, оно должно соблюдаться. Ситуация, напоминающая советскую – когда конституционное право формально есть, но в реальности оно не соблюдается – является растлением закона. Она разрушает веру в то, что писаный закон может и должен определять нашу жизнь.
То, что формально религиозные меньшинства обвиняют в политическом экстремизме или еще каких-то грехах, ничего не меняет по существу. В 1937 году священников тоже расстреливали формально не за веру, а за «шпионаж в пользу Японии» и другие государственные преступления. Ситуация, когда людям формально вменяется одно, но со стороны ясно, что преследуют их за другое, – это послание обществу, что закон и утверждаемые им гарантии ничего не значат, и если на вас захотят наехать, найти формальный предлог будет проще простого.
Тут можно изображать лицом своим кирпич и говорить, что людей преследуют за конкретные преступления, а не за принадлежность к определенной религиозной общине. Но это будет попыткой обмануть самих себя. Если конституционные гарантии свободы вероисповедания соблюдаются, они должны соблюдаться в отношении всех. Один из религиоведов прокомментировал высказывание Путина о Свидетелях Иеговы. Одним судебным запретом покончить со Свидетелями Иеговы не удастся.
Непопулярные религиозные меньшинства тут играют роль канарейки в шахте, которую раньше брали в забой, потому что эта птица очень чувствительна к ядовитым газам, которые могут выделяться под землей, и ее состояние предупреждало шахтеров об опасности. Разрушение конституционных гарантий (и законности вообще) начинается с подавления каких-то людей, которые нам обычно не нравятся и с которыми мы себя не отождествляем, но потом это разрушение бьет по всем.
Когда верующим инкриминируют «проповедь религиозной исключительности», в том смысле, что они полагают веру своей общины исключительно истинной и спасительной, а другие воззрения критикуют как ложные, это превращает закон в кистень, которым можно ударить кого угодно. Церковь тоже настаивает на исключительной истинности своего учения и обличает ереси, и получается, что государство не пришло за церковью не потому, что ее защищает закон, а просто потому, что в этот раз не захотело.
Не говоря уже о том, что ситуация, когда одно и то же деяние вменяется в преступление одним, но (пока) не ставится в вину другим, разрушает само понятие законности. Когда у граждан есть закрепленные в Конституции права, они далеко не всегда будут пользоваться этими правами так, как нам нравится. Они будут говорить вещи, с которыми мы категорически не согласны, и исповедовать причудливые ереси – но запретить им это, не разрушая права вообще, не получится.
Как гражданин я хочу жить в государстве, где мои права гарантированы Конституцией – и я готов смириться с тем, что права гарантируются и людям, с которыми я не согласен. Cпасение верующего это волеизъявление самого человека и принудить к нему невозможно в принципе, так что государственное насилие против отдельных верующих может только навредить. У религиозной свободы есть и важное внешнеполитическое измерение. Мы все привыкли к тому, что еще со времен СССР разговоры о свободе, в том числе религиозной, – это западная монополия и западный инструмент влияния.
https://vz.ru/
